Александр Шалимов - Пленник кратера Арзахель [Пленники кратера Арзахель]

21 марта

Сегодня ночью проснулся от сильного толчка. Мне показалось, что “Атлант” сдвинулся с места? Я долго лежал и прислушивался. Потом включил свет и обошёл помещения. Как будто все в порядке. Температура нормальная, аппарат воздухообмена работает. Но толчок всё-таки был. Флакон с тушью, который я оставил открытым на столе, опрокинулся, и тушь залила лунную карту. Все утро снова провозился у выходного люка и опять безрезультатно. Кажется, я уже начинаю привыкать к “космическому” холоду тамбура.

После обеда решил проверить содержимое кладовой. Здесь всего с избытком. Вероятно, хватило бы года на три. С запасами питьевой воды хуже. Но на отведённое мне время хватит… Удалось отремонтировать один из небольших приёмников. Он заработал, но кроме шорохов и свиста Космоса ничего не слышу. Либо что-то не так подключил, либо для земных передач он слишком слаб. Если бы удалось услышать Землю!..

23 марта

Сегодня на Земле день весеннего равноденствия — поворот к новому лету. А здесь до конца первого лунного дня остаётся ещё трое земных суток. Не бросаю попыток открыть выходной люк, но пока ничего не получается. Если бы не особый состав стали, из которой сделан корпус корабля, я попробовал бы вырезать запоры люка автогеном. Все равно утечка воздуха из тамбура есть, и воздух внутри корабля сохраняет лишь дверь люка, ведущего в тамбур. Однако автогенный аппарат, имеющийся в моем распоряжении, бессилен против панциря “Атланта”.

Вчера подробно описал свои переживания во время нашего неудачного прилунения. Вложу эти листки в бортовой журнал. Записи в бортовом журнале буду вести до последнего часа пребывания на “Атланте” — каким бы он ни оказался — этот последний час…

Иногда одолевают сомнения… Что, если генерал Першинг считает нас всех погибшими, и вылет Кросби отложен надолго? Неужели и мне суждено окончить жизнь в этом стальном капкане, заброшенном в кратер Арзахель…

Я все думаю о ночном толчке. Неужели лунотрясение? Сколько нового можно узнать, выйдя наружу. Какая насмешка судьбы! Находиться менее чем в метре от неведомого удивительного мира и не иметь возможности вступить в него. Даже, быть может, не увидеть…

25 марта

Люк все не удаётся открыть, а из приёмника ничего не слышно, кроме треска. Завтра должно зайти солнце. Начнётся четырнадцатидневная лунная ночь… Что происходит сейчас на Земле? Узнали ли люди о нашем полёте? Готовит ли Першинг спасательную экспедицию? Если о полёте стало известно, общественное мнение может принудить генерала и сенатскую комиссию послать вторую ракету. И русские наверняка попытаются что-то сделать…

Сейчас, когда записывал эти строки, явственно почувствовал лёгкую дрожь стола. Я поспешно прошёл в тамбур. Коснулся рукой наружной стенки. Стенка слегка вибрировала. Что означают все эти сотрясения? Они не могут быть связаны со смещениями “Атланта”. Значит — дрожь лунной поверхности? Все ещё не могу поверить, что это знаки лунотрясений!..

Дрожь вскоре утихла и больше не повторялась. Среди оборудования нашей лаборатории были два портативных сейсмографа. Один из них при аварии разбился вдребезги. Второй, может быть, удастся отремонтировать. Займусь этим завтра после очередного “сеанса” у выходного люка. Я орудую в тамбуре у люка ежедневно два-три часа с небольшим перерывом для обогрева. В тамбуре очень тесно; работать приходится без скафандра, а мороз там сорок-сорок пять градусов. Вероятно, выходной люк находится в тени скалы или обрыва, и солнечные лучи к нему не проникают. А быть может, вся ракета лежит в тени или попала в глубокую трещину… Догадки, одни догадки!.. Люк надо открыть любой ценой.

27 марта

Вчера ночью я долго не мог уснуть. Думал о Земле. Наверное, она светит сейчас над останками “Атланта”… Как она далека и недоступна! Как трудно представить, что все осталось там, среди звёзд: и небо с облаками, к которому привык с детства, и ласковое тепло земного солнца, зелёный сумрак лесов, немолкнущие шорохи моря, суетливые дымные города… Все, абсолютно все там… Здесь нет ничего, кроме холода, пустоты, мрака. Любая из земных пустынь — оазис жизни по сравнению с миром, куда заброшен “Атлант”.

Люди Земли, вы даже не подозреваете, какими сокровищами владеете, если можете распахнуть окно и слушать, как шуршат капли дождя среди листьев жасмина; если можете встречать каждый солнечный восход и вдыхать горьковатый запах трав, доносимый вечерним ветром. В повседневности мелочных забот мы забываем о самом главном, Земля, забываем, что мы — дети твои, рождённые и хранимые тобой, и что у нас нет ничего ближе и дороже, чем ты. Это так просто, а понять и оценить все это можно только из чёрной бездны Космоса…

В первые дни заточения в останках “Атланта” я пытался утешать себя мыслью, что я — одинок. Моих близких унесла война. Кроме двух-трех приятелей, никто не ждёт моего возвращения и никто не станет проливать слез, узнав, что Джон Смит не вернётся. Другое дело — Шервуд, у него осталась на Земле большая семья, или бедная Кэтрин — её ждут мать и, кажется, жених. А что я?..

Но вот минувшей ночью, думая о Земле, я вдруг понял, что совсем не одинок. Ведь у меня есть четыре миллиарда близких — друзей и родных, с которыми я связан нерасторжимыми узами чувств, мыслей, желаний, надежд, связан до последнего шага, до последнего дыхания… Люди Земли, вы все — близкие мои… Я был бы счастлив встретить и обнять каждого, да-да, каждого из вас — четырех миллиардов обитателей моей планеты!

Кое-кто из членов сенатской комиссии и сам генерал Першинг будут, конечно, шокированы, если прочитают когда-нибудь мои записи… Джентльмены, эти слова обращены не к вам, хотя именно от вас зависит моё спасение… Вас так ничтожно мало! Я обращаюсь сейчас к простым людям Земли — фермерам Оклахомы и Айовы, рыбакам Нормандии, скотоводам Австралии, инженерам и рабочим Советской России, ко всем, кого я знаю и кого не знаю, ко всем от папы римского до последнего чистильщика сапог. Да-да, извините, Першинг, я не делаю исключения и для старого негра Навуходоносора Гоппе, который каждое утро доводит до зеркального блеска носки ваших генеральских штиблет…

День не принёс ничего нового. День — это по моим часам. За стальными стенами “Атланта” — ночь, и она продлится до 8 апреля. Неужели мне так и не удастся выбраться наружу?

А часы на руке Кэтрин все идут…

29 марта

Вчера кончил налаживать сейсмограф. Установил его в уцелевшем отсеке лаборатории. Лента рассчитана на двое земных суток. Посмотрим, что покажет запись… Последние дни часто ловлю себя на том, что разговариваю вслух во время работы. Скверный знак. Надо следить, чтобы это не вошло в систему. Так недолго и свихнуться… Во что бы то ни стало я должен отворить люк и выйти наружу, хотя бы это лишило меня половины оставшегося в моем распоряжении воздуха.